Михаил Александрович Врубель

Портрет Валерия Яковлевича Брюсова

Один из самых замечательных графических портретов был исполнен Врубелем с поэта Валерия Брюсова. Врубель очень высоко ценил творчество поэта, считая его определяющим для своего времени: «В его поэзии масса мыслей и картин. Мне он нравится больше всех поэтов последнего времени». Брюсов понимал природу врубелевского гения. Он посвятил ему превосходное стихотворение, которое принес художнику на один из сеансов:

От жизни лживой и известной
Твоя мечта тебя влечет
В простор лазурности небесной
Иль в глубину сапфирых вод.
На недоступны, нам незримы,
Меж сонмов вопиющих сил,
К тебе нисходят серафимы,
В сияньи многоцветных крыл.
Из теремов страны хрустальной, -
Покорны сказочной судьбе,
Глядят лукаво и печально,
Наяды, верные тебе.
И в час на огненном закате,
Меж гор предвечных видел ты,
Как дух величий и проклятий
Упал в провалы с высоты.
И там, в торжественной пустыне,
Лишь ты постигнул до конца -
Простертых крыльев блеск павлиний
И скорбь эдемского лица!

М.А. Врубель. Портрет В.Я. Брюсова. 1906

Свою встречу с Врубелем он считал в числе удач своей жизни. Духовная близость, обоюдное понимание характера творчества художника и модели создавали те особенно благоприятные обстоятельства, при которых и позирующий мог наиболее полно «открыть» свою душу, и художник, работающий над портретом, понять ее.

Сеансы, несмотря на то, что они совпали с трагическим периодом жизни художника (они проходили в психиатрической больнице), были увлекательно интересны и для Врубеля и для Брюсова.

Большой интерес представляют воспоминания Брюсова о работе над портретом: «Врубель сразу начал набрасывать углем портрет, безо всяких подготовительных этюдов.

В жизни во всех движениях Врубеля было заметно явное расстройство… Но едва рука Врубеля брала уголь или карандаш, она приобретала необыкновенную уверенность и твердость. Линии, проводимые им, были безошибочны. Творческая сила пережила в нем все. Человек умирал, разрушался, мастер – продолжал жить. В течение первого сеанса начальный набросок был закончен. Я очень жалею, что никто не догадался тогда же снять фотографию с этого черного рисунка. Он был едва ли не замечательнее по силе исполнения, по экспрессии лица, по сходству, чем позднейший портрет, раскрашенный цветными карандашами.

Во второй сеанс Врубель стер половину нарисованного лица и начал рисовать почти сначала. Я был у Врубеля раза четыре в неделю, и каждый раз сеанс продолжался три-четыре часа с небольшими перерывами. Позировал я стоя в довольно неудобной позе, со скрещенными руками, и крайне утомлялся. Врубель же словно не чувствовал никакой усталости: он способен был работать несколько часов подряд, и только по моей усердной просьбе соглашался сделать перерыв и выкурить папироску. Во время сеанса Врубель говорил мало; во время отдыха, напротив, разговаривал очень охотно. В речи он по-прежнему часто путался, переходил с одного предмета к другому по чисто случайным, словесным ассоциациям; но когда разговор касался вопросов искусства, как бы преображался».

Врубель работал не только увлеченно, но и длительно. Брюсов писал: «Не помню с точностью, сколько именно раз позировал Врубелю. Во всяком случае очень много раз».

Портрет Брюсова был как бы итогом графического мастерства художника. Врубель создал образ поэта-мыслителя. Художник передал глубину человеческой души, красоту лица, озаренного большой мыслью. Портрет строг и лаконичен по композиции. Спокойна и задумчива поза со скрещенными руками. Однако в образе Брюсова мы читаем внутреннее волнение, способность талантливого человека сильно чувствовать. Глубина и пронзительность взгляда Брюсова характеризует человека, могущего проникнуть в смысл явлений жизни, почувствовать ее во всей сложности и противоречивости.

Портрет Брюсова монументален по своему характеру. Это важное качество для одной из интереснейших линий развития русского графического портрета конца XIX – начала XX века. Вместе с тем портрет наделен чертами чисто врубелевской остроты и взволнованности. Скользящий свет на лице и руках, падающий то холодными голубоватыми, то розоватыми отблесками, подчеркивает взволнованность поэта. Глаза Брюсова, обращенные к свету, как бы излучают его сами.

Врубель писал жене в связи с работой над портретом Брюсова: «я работал три сеанса: портрет коленный, стоя, со скрещенными руками и блестящими глазами, устремленными вверх к яркому свету».

Свет в графических и живописных портретах Врубеля играет огромную роль (не случайно об этом художник говорит в своем описании портрета). Он загорается в глазах «героев» его портретов, то ровным потоком заливает лицо, но чаще контрастно моделирует его, создавая драматическую настроенность.

Рисунки Врубеля – это особый мир художника, впитавший его мысли и чувства, мир строгий, ясный, как бы звеняще взволнованный.

Петров-Водкин очень точно сформулировал роль врубелевского рисунка в развитии русской графики рубежа веков: «Врубель был нашей эпохой. Он один из первых вывел рисунок из его академической условности и обогатил его средства. Пробел от А. Иванова до нас заполнен».

С.Капланова